Д.А.Милютин, военный министр, из дневника, 4 марта: «Еще вчера вечером я высказал министру юстиции мое мнение, что было бы во многих отношениях неудобно и неблаговидно повершить столь важное государственное дело второпях, почти втихомолку, в простом заседании военно-окружного суда... Полагаю, что было бы прилично в подобном важном случае подвергнуть злодеев суду Сената».
Д.А.Милютин, военный министр, из дневника, 6 марта:«... Государь не возражал по существу дела, но настаивал только на сокращении срока, указанного в судебной практике. Впрочем и Набоков предложил некоторые меры к возможному ускорению дела, так чтобы казнь могла совершиться не позже 23 числа. Ранее этого числа и не было бы возможности привести в исполнение приговор."
А.В.Богданович, из дневника, 26 марта: " Е. В. с утра отправился в суд. Это просто комедия — судить этих людей. Их надо без суда наказать. Они взяты все на месте преступления, все не отказываются от сочувствия и участия в этом возмутительном деле — и их-то судить! Е. В. вернулся из суда, измученный безобразием этих людей. Все они вели себя очень покойно. Желябов не пожелал иметь защитника и сам говорил на суде. Говорит самоуверенно. Было очень много публики, все избранные, по билетам."
27 марта "Возмутительно ведет себя состав судей. Хотя и говорят, что убийцам надо дать высказаться, но я с этим совсем не согласна. Можно ли, чтобы они пользовались правом слова, эти преступники, и чтоб они смели еще выражать такие мысли, что они удовлетворены или неудовлетворены. Рассуждения Желябова о религии, циничные разговоры Перовской — все это действует губительно и на слушающих на суде, и на читающих газеты. Золотницкий со мной спорил, что этот суд должен был быть. Но, по моему разумению, я бы не допустила их судить — их деяния так подлы, без суда видно, чего они заслужили. Кушелев, со своим спиритическим направлением. говорил, что они действуют не своею волею, а что это их натолкнули злые духи."
28 марта "Под ужасной тайной я узнала, что Желябова после суда будут стараться заставлять говорить, чтобы от него выведать, кто составляет эту организацию. Это необходимо для общественной безопасности."
"Московские ведомости", 27 марта,
1881г.: "В зал суда по делу 1 марта 1881 г.
впускались через подъезд по Шпалерной улице
судьи, свидетели и высокопоставленные особы с
белыми билетами, а с другого подъезда (по
Литейному проспекту) - прочие (тоже избранные)
лица с коричневыми билетами. На каждом билете
значились фамилия, имя и отчество, а также звание
владельца, подписи инспектора здания судебных
установлений и прокурора судебной палаты,
сургучная печать. Полицейские посты и судебные
пристава трижды проверяли билеты: у подъезда, в
аванзале и у в входа в зал."
К.П.Победоносцев - Александру III:
"Желябова оставили сидеть рядом с Перовскою,
так как уже считают их за отпетых людей"
П.А.Валуев, из дневника, 28 марта: "Желябов рисуется героем своих доктрин"
Гр.Валуев: "Процесс о цареубийстве ведется так, что наиболее видную роль играют подсудимые... они могут выставлять себя героями-жертвами, воевавшими за народ».
Полковник лейб-гвардии Преображенского полка граф Пфейль: "Император Александр II решился на публичное разбирательство дела только для того, чтобы положить конец всяким слухам о жестоком обращении и пытках, которым будто бы подвергались обвиняемые в тюрьме".
Гос.секретарь Е.А.Перетц: "Душа дела — Желябов и Перовская, а Кибальчич — очень умный и талантливый человек. — Перовская — блондинка небольшого роста, прилично одетая и причесанная — должна владеть замечательной силой поли и влиянием на других. Преступление 1 марта, подготовлявшееся Желябовым, было после его арестования приведено в исполнение по ее плану и благодаря замечательной ее энергии.
— Во время производства, кажется в первый день его, приезжал в суд Баранов. Прямо из суда он поехал к Победоносцеву я пожаловался на слабость председателя, дозволившего подсудимым вдаваться и подробное объяснение их воззрений. Победоносцев поспешил к государю. Его величество немедля послал за Набоковым и потребовал от него объяснения."
Судья Фукс: "Подсудимые вели себя независимо и необыкновенно стойко... Не Желябов глава заговора, — он энергичный тип заговорщика, — но Кибальчич. Вот замечательный ум, необыкновенная выдержка, адская энергия и поразительное спокойствие.
...— Между тем, достоинство подсудимых было так велико, что когда я к ним послал судебного пристава, объявить мою просьбу, дабы они между собой не разговаривали, они ответили просьбой же — дозволить им это, когда суд уходит, что они ничего неприличного не сделали и не сделают ".
К.Маркс - Женни Лонге, письмо от 11 апреля 1881 года: "Следила ли ты за судебным процессом против организаторов покушения в С.-Петербурге? Это действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические. Фразерство и дело — непримиримые противоположности".
Духовская, жена начальника штаба Московского военного округа: "Возмутительно, что убийц государя судят правильным судом, спрашивают их: «Признаете ли вы себя виновными?» Их следовало народу отдать на растерзание".
Полковник лейб-гвардии Преображенского полка граф Пфейль: Видя на скамье подсудимых эту миловидную блондинку с круглым лицом, с ласковыми голубыми глазами, одетую в простое, но со вкусом сделанное темное платье, трудно было поверить, что это одна из опаснейших государственных преступниц, в числе преступлений которой было и убийство 1 марта...
...Высокого роста, (о Желябове), — стройный, сильный, с удивительным лицом: высокий лоб, густые, слегка вьющиеся волосы, довольно длинная борода, смуглый цвет лица, к которому отлично подходили темные, сильно блестевшие глаза. Никто не мог поверить, что это крестьянин. Его костюм и маленькие руки также не подходили для крестьянина.
— Он отказался от всякой защиты и вообще на старался защищаться, что было бы бесполезно. Он только хотел выгородить некоторых товарищей. На его лице то и дело появлялась насмешливая улыбка.. Когда он однажды заметил: — Я тоже имею право сказать, что я русский человек, в публике поднялся ропот. Он выпрямился и почти угрожающе глядел на публику, пока снова не водворилась тишина.
...Это был выдающийся, богом одаренный человек (о Кибальчиче) — Не пойди этот молодой человек по преступному пути, из него вышел бы знаменитый специалист своего дела."
А.В. Богданович, из дневника: "Хотя и говорят, что убийцам надо дать высказаться, но я с этим не согласна. Рассуждения Желябова о религии, циничные разговоры Перовской — все это действует губительно и на слушающих на суде и на читающих газеты".
"Московские
ведомости", 29 марта: "Не скроем, что
суд, который теперь творится над виновниками
цареубийства, производит тяжелое, невыносимое
впечатление, потому что он позволяет
революционерам «выставляться партией, имеющей
право на существование, засвидетельствовать о
своем торжестве, явиться героями-мучениками. К
чему этот парад, который только смущает умы и
общественную совесть?.. Суд не может состязаться
в живописи, в поэзии своего рода, которую
обнаружили Желябов и Кибальчич. Разве можно
серьезно утверждать, что все это лишено
известного соблазна?»
Э.Я.Фукс, судья: "Поддержать престиж
России.... Нелегко это было сделать, в обстановке,
когда подсудимые вели себя независимо и стойко, а
представители «избранной» публики, выражая свое
верноподданническое усердие, позволяли резкие
выкрики в адрес подсудимых.
..Я промолчал, и тем самым попал в неловкое
положение, т. е. давал свободу слова одной стороне
и зажимал рот другой".
Н. М. Баранов - К. П. Победоносцеву: "...Слабость председателя, дозволившего подсудимым вдаваться в подробные объяснения их воззрений..."
Судья Фукс: "Возможна уже мысль прервать процесс и передать его в военный суд"
Александр III: "Я желал бы, чтобы наши господа юристы поняли наконец всю нелепость подобных судов для такого ужасного и неслыханного преступления".
Г. К. Градовский: "..В деле 1 марта 1881 г. немало было оснований к замене смертной казни другим тяжким, но все же поправимым наказанием: Желябов был арестован еще до цареубийства, Перовская, Кибальчич, Гельфман и Михайлов не убивали царя, даже Рысаков (бросивший первую бомбу в царскую карету) его не убил; непосредственным убийцей был И. И. Гриневицкий, но он сам погиб от второй бомбы, которая поразила царя."
О.Г.Райс(Каллистратова): "Имена Желябова, Перовской, Кибальчича не сходили с уст, а Желябов заполнял все сердца молодежи, имя его было полно обаяния и восторга. Речь, сказанная на суде Желябовым, заучивалась наизусть”
Д.А.Милютин, из дневника 26 марта:"...Кибальчич говорил складно, с энергией, и обрисовал свою роль в организации заговора - специалиста-техника. Он прямо заявил, что по своему характеру не считает себя способным к активной роли или к убийству, но сочувствуя цели социалистов-революционеров, принял на себя изготовление составов и снарядов, нужных для приведение в исполнение их замыслов».
Л.В.Собинов: "Имена Желябова, Перовской, Кибальчича были для меня именами героев”.
А.В.Богданович, из дневника, 29 марта: "Сегодня Сенат вынес приговор шести преступникам — всех повесить. Перовскую представить на усмотрение государя, что касается ее дворянства. Говорят, их повесят в пятницу. Дай бог, чтобы попытали. Я не злая, но это необходимо для общей безопасности, для общего спокойствия.
Вчера профессор Соловьев (философ) сказал речь, где, говоря про настоящие события, оплакивая их, в конце коснулся суда, взывал к милосердию царя и заключил, что если этого не случится, т. е. милостивого прощения, «то мы, люди мысли, от него отвернемся». Как эти господа такими речами решаются волновать молодежь! Вот они, враги своего отечества!"
31 марта "Был Толстой, рассказывал свои впечатления на суде. Говорит, что, когда убийцам прочли окончательный приговор, все они его выслушали нервно, но покойно.
Говорил Толстой, что якобы Желябов ему написал три письма. Первое подписал «начальник социалистической партии и народный учитель», второе — «гражданин Желябов», а третье — «ваш покорный слуга». Потом он просил газет, Баранов ему послал книги. Но вчера, отдавая книги, он сказал, что сел читать и ничего не понимает, что рассчитывал больше на свои мозги. Кибальчич, по словам Баранова, — самый опасный, также Перовская, остальные нет...
Государь живет в Гатчине, в антресолях дворца. Комнаты там очень жуткие и мрачные; он почти касается везде потолка."
А.В.Богданович, из дневника, 1 апреля:"Были Золотницкий и Косаговский. Первый говорит, что преступников надо помиловать, другой высказывает совершенно противоположное мнение. Это на каждом шагу: нет двух людей, которые бы сходились во всем безусловно. Косаговский рассказывал, что Циковский, поверенный Рысакова, ему передавал, что его доверитель не будет просить о помиловании, так как вот уже месяц он свыкся с мыслью, что его повесят, но не выдержал — вчера уже его просьба была подана одна из первых.
Вечером был Николаев, сочлен Е. В. по Криворожской дороге. Высказывал, что Кибальчич подал после суда большую тетрадь своему поверенному Герарду, целую систему о воздухоплавании, исходною точкой которой являются взрывчатые вещества, — на этом все построено: одно вещество вспыхивает, другое потухает, и так до бесконечности. Кибальчич говорит, что он над этим долго работал. Жаль, что такой недюжинный техник попал в это гнусное дело, он мог бы быть весьма полезен для науки. Он мало учился, до всего дошел сам, читая много и работая без чьей бы то ни было помощи."
"Times", заметки о процессе, 14 апреля 1881 г.: "...Утонченно воспитанная леди Перовская, ... чеканный тип гордого и непреклонного демагога Желябов....Пытливый химик Кибальчич."
"Times", передовица от 16 апреля 1881 г.: "В требованиях “Народной воли” нет ничего недопустимого и неосновательного."