Революция разочарований

Хроника событий марта - апреля 1881

К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

А.С.Пушкин

В.М.Феоктистов:"Около 3 часов дня я узнал, что Государь тяжело ранен, а вскоре за тем пришла весть и об его кончине. Все мы дома находились в крайне угнетенном состоянии духа, хотелось знать, как произошла катастрофа, кто ее виновники, и вечером я отправился в сельскохозяйственный клуб, где собиралось обыкновенно много посетителей и можно было, следовательно, собрать какие-нибудь сведения. Странное зрелище представилось мне: как будто не случилось ничего особенного, большая часть гостей сидели за карточными столами, погруженные в игру; обращался я и к тому, к другому, мне отвечали наскоро и несколькими словами затем опять: «два без козырей», «три в червях» и т. д. следующие дни такая же притупленность; некоторые высказывали прямо, что в событии 1 марта видят руку провидения; оно возвеличило императора Александра, послав ему мученическую кончину, но вместе с тем послужило спасением для России от страшных бедствий, угрожавших ей, если бы еще несколько лет оставался на престоле несчастный монарх, который давно уже утратил всякую руководящую нить для своих действий, а в последнее время очутился в рабском подчинении княгине Юрьевской."

В.И.Дмитриева: "«Народ проявил полное равнодушие к факту цареубийства и, когда спуск штандарта возвестил ему о кончине освободителя, он начал спокойно расходиться. Больше ничего не было — ни баррикад, ни революции..."

В.И.Вернадский: "В день убийства... вечером были гости и были веселы, мне кажется, некоторые поздравляли друг друга... В среде нашего дома терроризм встречал сочувствие и поддержку."

А.С. Борейша:"Все удивлялись, что  в городе все  спокойно."

К.П.Победоносцев: " Желябов был уже арестован; на Малой Садовой сильно подозревался подкоп... Раздался первый взрыв... Что же делают охранители? Один хватает и тащит злодея, другой подбегает к государю сказать, что злодей пойман. Им не пришло в голову, что подобные покушения не ограничиваются одним метательным снарядом и что поэтому первым делом надобно удалить от государя всех посторонних. Так поступил агент, сопровождавший Наполеона, после взрыва орсиньевской бомбы... "

Правительственное сообщение, 1 марта: "Воля всевышнего свершилась. Господу Богу угодно было призвать к себе возлюбленного монарха". 

Е. Введенский: "...В Петербурге будет резня и пойдет общая ломка."

"Правительственный Вестник", экстренное прибавление 1 марта: "Сего 1 марта в 1 3/4 дня, государь император, возвращаясь из Манежа Инженерного замка, где изволил присутствовать на разводе, на набережной Екатерининского канала, не доезжая Конюшенного моста, опасно ранен с раздроблением обеих ног ниже колена, посредством подброшенных под эки паж разрывных бомб. Один из двух преступников схвачен. Состояние его величества, вследствие потери крови, безнадежно.
Лейб-медик Боткин
Профессор Е. Богдановский
Почетный лейб-медик Головин"

Граф А.Бобринский, из дневника, 2 марта: " В городе, несмотря на утренний час, группы людей, покупающих и читающих манифест. Почти каждый встречный имеет в руках листок... усиленная полиция... осторожные люди боятся... нового покушения."

А.В.Богданович, из дневника, 1 марта: "Такое страшное злодейство свершилось, что до сих пор не могу прийти в себя. Было у нас много народу. Еще не все разошлись — вбежал Скалон со страшным криком: «Сейчас было покушение на жизнь государя. Царь сильно ранен, двое конвойных убито и еще 8 человек контужено и ранено!» Е. В. подбежал к не­му, не доверяя известию. Скалон был у нас в 2 часа и несколько минут.

Е. В. тотчас же отправился ко дворцу. Там масса народу: войска, свита государя, министры — толпились у дворца. Никого не впускали во дворец, кроме членов им­ператорской фамилии. Е. В. пробрался с Милютиным и Грейгом на комендантский подъезд и там узнал тяжелые подробности. У государя были раздроблены обе ноги ни­же колен, осколком окровавлено все лицо и грудь. Царя без фуражки посадили на полицмейстерские сани; два офицера стали по бокам, поддерживая голову, и в таком положении привезли во дворец. Случилось это в 1¾ часа, и уже в 3 часа 35 минут царя не стало. Такой позор трудно перенести.

У нас целый день сменялся народ — все с негодова­нием относятся к этому страшному делу. Е. В. был у митрополита, у Лориса. Скорбь великая. Дай бог, чтобы еще не прибавилось позорного пятна на страницы русской истории."

2 марта "Е. В. вернулся из собора очень расстроенный, заплаканный. Янышев сказал проповедь. «Государь не скончался — он убит! Убит!» — закричал он на всю церковь. Эти слова были встречены глухими рыданиями.

Был Суворин. Он очень сдержанно себя держит. Была принесена присяга новому императору. Тоже был выход во дворце.

Цесаревич очень расстроен, гово­рил сквозь слезы. Она тоже. Тело покойного царя лежит в комнате рядом с его кабинетом, что называется «рабочая»."

Ф.И.Завалишин: "В день 1 марта я со Штромбергом был у Суханова. В пятом часу пополудни к нему пришла Перовская, я ее увидел тогда первый раз. Она была в сильном нервном расстройстве. Поздравление Суханова, как мне показалось, было ей не особенно приятно. Она рассказывала что-то вполголоса и при этом плакала. Сестра Суханова просила меня принести для Перовской красное вино, как успокоительное средство."

Э.А. Серебряков: "Когда  первоначально  разнеслась весть, что покушение на Екатерининском канале  не удалось,  Н. Е. Суханов с большой решимостью обратился к  бывшим у  него  морякам:  "Ну,  теперь  наша  очередь, господа, мы должны прикончить этого негодяя".

"Санкт-Петербургские ведомости", 3 марта: «..Нужен ряд сильных, энергичных мер, нужно непременно и во что бы то ни стало выловить убийц и очистить от них столицу. Для этого не надо останавливаться ни перед чем... Когда в Париже, при Наполеоне I, явился Жорж Кадудаль с целью убить его, что сделал Наполеон? Он оцепил немедленно весь Париж кордоном; в течение нескольких; ни один человек не вошел и не вышел из Парижа, не удостоверив личности; была объявлена смертная казнь тому, кто, зная о местопребывании Кадудаля, не донесет о нем, конфискация того дома, где он будет найден или где будет ночевать. Это было несколько дней террора, но благодаря этим мерам Кадудаль был пойман. Оцепить Петербург — дело трех полков и трех часов времени...»

"Times": "Властелин 80 миллионов  людей, с  миллионом солдат, убит в своей столице, в день воскресного отдыха и вопреки беспримерным предосторожностям".

П.А.Валуев: "...Смятение и горе общие. Но ясной мысли и соответствующей обстоятельствам воли я ни в ком не видел. Граф Лорис-Меликов не растерялся наружно, но казался бессодержательным внутренно. Он должен распоряжаться, но распоряжался как будто aпатично, нерешительно, даже советуясь со мной, или поддаваясь моим намекам... Войско у нас, еще здорово, прочее, увы! — гниль ...

В первую минуту нужно было опасаться уличных волнений, нужно было опереться на войско для охранения порядка. Я на этом настаивал, но как будто не было командующих и штабов."

Н.К.Михайловский: "..На этот раз на нас идет революция".

"Страна": "Что же делать теперь? Репрессии? Но ведь все это уже было... Куда же идти? ...Надо, чтобы основные черты внутренних политических мер внушались представителями русской земли и лежали на их ответственности".

"Голос":"..Назрела необходимость установления тех органов общественно-государственной жизни, перед которой исполнители ответственны."

С.Иванов: "Русская печать того времени, скудная и запуганная, вряд ли может дать верную картину общественного настроения этого момента."

Д.А.Милютин, из дневника, 4 марта: "Еще вчера вечером я высказал министру юстиции мое мнение, что было бы во многих отношениях неудобно и неблаговидно совершить столь важное государственное дело второпях, почти втихомолку в простом заседании военно-окружного суда... Полагаю, что было бы прилично в подобном важном случае подвергнуть злодеев суду Сената. В таком деле, не столько важна поспешность расправы с злодеями, сколько соблюдение необходимого декорума и всех условий строго юридического порядка.

Государь, не возражал по существу дела, настаивал только на сокращении сроков, узаконеных в судейской процедуре. Он желал, чтобы казнь могла совершиться не позже 23-го. Ранее этого числа и не было бы возможности привести в исполнение приговор».

Н.П.Карабчевский:"Царствование Александра II с первых же шагов было сплошною его травлею из-за угла, и не чему дивиться, что под конец его царствования это уже был травленный заяц, а вовсе не самодержавный монарх, не знавший где и как искать опоры.

И самое убийство его Перовской и К° накануне, какой ни на есть, «конституции», могущей открыть брешь к правильному политическому развитию России, не было ли все тем же характерным девизом нашей недисциплинированной интеллигенции: «все или ничего!

Тотчас после убийства Царя-Освободителя, некоторое время длилось напряженное состояние общества в ожидании широких свобод и, как панацеи от всех зол, — конституции. Сентиментальные интеллигенты, с мистиком-философом Владимиром Соловьевым во главе (он был подлинным христианином и, говорят, реально верил в наличность дьявола) пропагандировала идею всепрощения и находила, что убийцы Царя не должны быть казнены. Это было бы наглядным жестом выявления величия именно великой русской народной души.

Я лично был всегда горячим противником смертной казни, находя, что государство, власть, как нечто сильное и мощное, не вправе отвечать на безумие отдельных лиц, таким же безумием. Государство вправе лишь изолировать преступника, чтобы обезвредить его, и наглядно доказать силу беспримерного своего великодушия. Правительственный курс скоро обозначился: «сын не вправе миловать убийц своего отца»! Влияние Победоносцева и соответствующих мужей Царского Совета решило это безапелляционно."

П.Л.Лавров: "Крупная ошибка! Политическая ошибка!"

В.Н.Фигнер: "Редактированное нами через несколько дней письмо к Александру III достаточно характеризует общее настроение петербургских членов партии в период, последовавший за первым марта. Оно составлено с умеренностью и тактом, вызвавшим сочувствие во всем русском обществе. Опубликованное на Западе, оно произвело сенсацию во всей европейской прессе; самые умеренные и ретроградные органы заявили одобрение требованиям русских нигилистов, находя их разумными, справедливыми и значительной частью своей вошедшими давным-давно в повседневный обиход западноевропейской жизни.

А. Михайлов: «По настоянию защиты в заключение судебного следствия был прочитан вслух манифест Исполнительного комитета Александру III от 10 или 12 марта 1881 г. Я и раньше слышал о нем и поражался верностью мысли и тона; прослушав же его в подлиннике, нахожу, что ничего совершеннее не производила русская революционная мысль. Это венец Исполнительного комитета, венец и в литературном и в практически-программном смысле."

В.Н.Фигнер: "3 марта Кибальчич, сильно взволнованный, неожиданно явился к нам на квартиру у Вознесенского моста, куда он не должен был приходить без особого оповещения. Он сообщил, что квартира Саблина и Геси Гельфман на Тележной взята полицией. Саблин застрелился, а Тимофей Михайлов арестован на лестнице по дороге к ним."

Околодочный надзиратель Норманд: "2-го марта, по распоряжению прикомандированного к 1-му участку Александро-Невской части, г. Рейнгольда, я, в числе прочих лиц, отправился на Тележную улицу. Я не знал, для чего это нужно, и только догадывался. что, вероятно, надо задержать политического преступника. Когда мы прибыли в квартиру то г. Рейнгольд позвонил. Ответа на это некоторое время не последовало. Минуты через 2 или 3 мужской голос спросил: «кто там?» Я отвечал, что полиция. Некоторое время спустя, он опять повторил тот же вопрос. В ответ на это было сделано предупреждение, что если не отворят двери, то она будет сломана; но и после этого дверь не отворялась. Тогда последовало распоряжение топором сломать дверь. Дворник принес топор, ударил несколько раз по двери. За нею последовал выстрел. Дворник испугался и бросил топор. Я поднял его и продолжал рубить дверь, ударил несколько раз, но она не подавалась. Тогда Рейнгольд, находя, что нас мало, сделал распоряжение позвать солдат. Но в это время, повыше площадки, на которой мы находились, послышался женский голос: «Мы сдаемся», а чрез некоторое время женщина отворила дверь изнутри и говорить: «Помогите, дайте помощь». Когда мы вошли, то прежде всего она предупредила и говорить: «Не ходите в комнату направо, там опасно». Прежде всего, что бросилось мне в глаза,—это мужчина, который плавал в крови.

Г.Гельфман: "Когда мы переехали на квартиру, мы условились, что, в случае обыска, должно дать несколько выстрелов с целью, чтобы произвести шум, т. е., чтобы об этом знало побольше людей, чтобы это распространилось и чтобы те лица, которые ходили к нам на квартиру, могли узнать об этом. Я действительно, признаю, что Саблин сделал нисколько выстрелов с тою целью, чтобы произвести шум. Что касается до того, как он застрелился, то в это время я была в своей комнате, а также и тогда, когда услышала звонок, и слышала, как Саблин спросил: «кто там?» Потом Саблин подошел к моей комнате и сказал, что пришла полиция. Пока я одевалась, я услышала выстрелы. Когда я вышла из комнаты и услышала на лестнице голоса: «стреляйте», то я, зная, что банки стояли не в средней комнате, а в той, где лежал окровавленный Саблин, опасаясь, чтобы пули не попали в банки, ибо тогда мог бы взорваться целый дом и, конечно, было бы очень много жертв,—поэтому я взяла банки из первой комнаты и перенесла их в среднюю. Затем, увидя, что Саблин лежит окровавленный, я открыла дверь и сказала: «прошу позвать доктора»

Граф Бобринский, из дневника, 2 марта: "...Чем защищаться против этой несчастной группы убийц, видимо решившихся на все? Конституция или по меньшей мере народное представительство, по-видимому, есть средство защиты, указанное провидением..."

Александр III: "Я всегда буду уважать волю своего отца. Пусть завтра манифест будет опубликован".

М.Т.Лорис-Меликов: "Несчастный!, он уничтожил собственную подпись".

А.И.Чивилев (воспитатель цесаревич Александра  - К. Н. Бестужеву-Рюмину: "Я не могу примириться с мыслью, что он будет управлять Россией".

Е.М.Феоктистов: "...Упразднение «диктатуры сердца» вызвано было манифестом нового государя — манифестом, в котором было заявлено о самодержавии, как коренной, незыблемой основе нашего государственного строя. К. П. Победоносцев рассказывал мне, что еще в самый день 1 марта поздно вечером явился он в Аничков дворец и умолял государя уволить Лорис-Меликова. Государь не счел это возможным. Очень понятно, что под влиянием страшного удара, разразившегося над ним, он растерялся, не отдавал себе ясного отчета в положении дел и считал возможным удержать в управлении Лориса и его друзей. Быть может, они и пользовались бы — по крайней мере на некоторое время — властью, если бы упомянутый манифест не привел их в неистовое раздражение.
....Что же, могло быть и хуже. Калигула посадил в Сенат свою лошадь, а теперь в Сенат посылают только конюха. Все-таки прогресс!"

Т.Михайлов: "Сегодня утром я отправился в ту квартиру, где был задержан... По тем указаниям, какие я получил от своего товарища, я вошел... в дом... На просьбу мою дворнику дома указать мне квартиру № 12 он ответил, что квартира эта не занята, а стоявший на лестнице под воротами городовой пригласил меня следовать в ту квартиру, где меня задержали; я отправился за городовым вверх по лестнице, так как товарищ мой говорил мне, что, войдя в ворота дома, который он мне указал, я должен войти в дверь под воротами же на лестницу, но в какой этаж подняться, товарищ мой не сказал, а только указал 12-й № квартиры. Войдя в квартиру за городовым, я спросил встретившего меня какого-то офицера: “Здесь ли кучер Иван Андреев?”
Офицер пригласил меня в комнату, и затем, когда он и городовые, бывшие в квартире, начали меня обыскивать, я вынул из кармана своих брюк имевшийся у меня тот именно револьвер и сделал из него все шесть выстрелов в обыскивавших меня. Тотчас же меня схватили и связали, и я не заметил, ранил ли я кого-либо из осматривавших меня или нет."

Сергеев, дворник дома №5 по Тележной ул.:"Послал меня помощник пристава за папиросками, я побежал вниз, встречается мне на лестнице одни молодой человек, спрашивает он 12-й номер, кучера видеть. Мне был дан приказ, если кто придет - в квартиру ввести; я и говорю: "Пожалуйте, старший дворник наверху, покажет." Подошел городовой. Человек этот хотел вниз сдаться, а его представили наверх. Потом я опять побежал за папиросками. Прихожу с папиросками. Молодой человек сидит в прихожей, около дверей. Потом сейчас помощник пристава сказывает: "Его нужно обыскать". Начали его обыскивать. Он что-то выложил. Потом с него шубу стали снимать. Как стали шубу снимать, он револьвер из рукава или кармана вынул. Кто-то заметил, что он револьвер вытащил, и прямо взял за руку этого человека: "держите, говорит, его". А он и начал стрелять, помощника пристава Слуцкого и городового ранил, и все шесть патронов выпустил." 

В.Н.Фигнер: "Это событие ставило на очередь судьбу магазина сыров на М. Садовой. Он еще не был ликвидирован нами, и его хозяева, Богданович и Якимова, оставались на своих местах в нем. Каждую минуту он мог быть открыт полицией. Часа в два, когда на квартире, кроме меня и Исаева, присутствовали Тихомиров, Перовская, Ланганс, Якимова и еще человек шесть из Комитета, вопрос о ликвидации магазина был поставлен на обсуждение, и было постановлено, что это должно быть сделано немедленно, при чем хозяева покинут Петербург в тот же вечер. Одна я была другого мнения: я предлагала сохранить магазин еще на 2—3 дня, на случай, не поедет ли новый император, живший с императрицей в Аничковой дворце, в Михайловский манеж по той же Малой Садовой, по которой ездил его отец, и если это произойдет — взорвать мину, предназначавшуюся для Александра II. Я указывала, что рисковать в этом случае лицами, которые останутся в магазине, стоит, и Исполнительный Комитет имеет право на такой риск...

Однако, присутствовавшие все были против. У меня вырвался возглас: «Это трусость!» Тогда Тихомиров и Ланганс, стоявшие рядом со мной, с гневным жестом подняли крик: «Вы не имеете права говорить так!..» Остальные молчали, и дело было снято с очереди.

Было решено, что Якимова, придя в магазин, скажет Богдановичу о постановлении Комитета, и он уедет из Петербурга с первым поездом, а Якимова в обычный час запрет магазин и уйдёт, чтобы с другого вокзала оставить город. Так Кобозевы к сделали: сначала ушел Богданович, а вечером в обычное время Якимова закрыла магазин, зажгла перед образом Георгия Победоносца лампадку и вышла с маленьким узелком через ворота мимо дремавшего дворника. Утром 4 марта дворник, встревоженный тем, что время проходит, а магазин не открывается и хозяева не обнаруживают признаков жизни, дал знать в полицию, которая явилась делать свое дело.

В три часа к нам зашел Богданович, чтобы проститься со мной перед отъездом — он выезжал первым. С тех пор я не видалась с ним до октября и ноября того же года, которые я провела в Москве, где находился и он. Это было в последний раз, потому что, когда в марте 1882 года я приехала в Москву, он был уже арестован.  Вечером 3 марта на квартиру зашла Якимова, чтобы перед отъездом переменить костюм: она заперла лавку, чтобы уже не возвращаться. В тот же день Комитет удалил из Петербурга еще некоторых членов."

А.В.Богданович, из дневника, 3 марта "Найдены еще злоумышленники. Так их будет меньше. Не хочется верить, что их много. Печать трудно удержать — всегда проврется то одна, то другая газета. Говорят, что на месте гнусного, страшного происшествия толпы народа все сменяются. Какое страшное чувство — убить царя!

4 марта "Найден подкоп на М. Садовой, угловой дом, там помещался склад сыров «Кобозева», — по этой улице государь обыкновенно возвращался из манежа во дворец. Мина подведена под середину улицы. Очень тщательно сделано.

Читала прокламацию — извещает о смерти убитого государя. Видно, что не здесь напечатана, хотя помечена 1 марта 1881 года, а внизу «Типография «Народной воли», 2 марта 1881 г.». Это уже у них было давно подготовлено, они уже решили с ним в этот день покончить, и по этому случаю во многих местах у них стояли готовые люди, и устроены разные вспомогательные средства."

5 марта. "Тяжелое впечатление не укладывается, напротив — живет и растет с каждым днем. Трудно прийти в себя, опять начать прежнюю жизнь, отдаться прежним интересам. Говорят, найдено много новых людей. Дай бог, чтобы спокойствие и безопасность нового царя были обеспечены.

Рассказывают много новых подробностей о происшествии, какие минуты пережил царь. Подкоп на М. Садовой был сделан искусной рукой. Хозяин лавки скрылся.

7 марта. Е. В. многим, кто к нам заходил, говорил, что необходимо энергично взяться за дело, предла­гая очень рациональную меру; чтобы домохозяева отве­чали за жильцов, что если будет что-либо подозрительное найдено в чьем-нибудь доме, то конфисковать дом в казну, — отдать его со временем, года через два. Только этим одним и можно поправить дело, вывести людей из апатии, а это всего легче достигается, когда бьют людей по карману. Неужели трудно хозяину дома проследить за жильцами?"

Граф А.Бобринский, из дневника: "5 марта. Вчера открытие подземной мины под Малой Садовой. Весь город в беспокойстве и все поражены... Толпа народа постоянно стоит перед двойной цепью полиции... Кажется, что полиция напала на след еще других мин... Все это внушает ужас и страх...
8 марта. Вчера состоялось перенесение тела из дворца в крепость... Из-за страха перед покушением поместили некоторое количество верховых казаков, вооруженных пиками, на льду с обеих сторон Николаевского моста... Слезы подступали к глазам при мысли, что нельзя даже похоронить своего императора.— императора России,—без охраны мостов ..."

Из дознания по процессу 14-ти: "В день 1-го марта 1881 г. из числа членов кронштадтскаго кружка, в квартире Суханова, в Петербурге, находились Завалишин и Штромберг, при бытности коих к Суханову приходила Перовская и со слезами говорила, что партия должна употребить все средства для освобождения Желябова."

А.В.Якимова: "Исполнительный комитет думал оставить подкоп на Садовой улице для Александра III, но утром 3 марта узнали об аресте со 2-е на 3-е квартиры Саблина и Геси Гельфман на Тележной ул., что можно было объяснить только предательством Рысакова; при таких условиях опасность могла грозить и нашей лавке, хотя Рысаков и не знал о ней, но имел указания на Малую Садовую, потому было решено оставить магазин в тот же день, а нам с Богдановичем уехать из Петербурга.
С дневным поездом уехал Богданович, а я, заперев лавку вечером в обычное время и оставив ее снаружи в таком же виде, как прежде, т. е. зажегши перед Георгием Победоносцем лампадку и оставив на прилавке деньги с запиской, что эта сумма полагается мяснику за мясо, забранное для кота, вышла с маленьким узелком через задний ход в ворота двора, у которых дремал дворник.
На квартире Исаева и Фигнер я преобразила свой внешний вид и через Смоленск уехала в Москву. 4 марта было обнаружено исчезновение Кобозевых. Приходили покупатели, а магазин все закрыт и закрыт; наконец дворники дали об этом знать полиции."

"Страна", 3 марта: "Нет иного выхода, как уменьшить ответственность главы государства, а тем самым и опасность, лично ему угрожающую. Пусть впредь исполнители, которые зовутся исполнителями только на словах, сами несут ответственность на себе. Надо устроить в правильном общественно-государственном порядке громоотвод для личности главы государства. Надо, чтобы основные черты внутренних политических мер внушались представителями русской земли, а потому и лежали на их ответственности. А личность русского царя пусть служит впредь только светлым, всем сочувственным символом нашего национального единства, могущества и дальнейшего преуспеяния России..."

Сообщение Киевского губернатора в Департамент государственной полиции, №44 от 3 марта 1881 г.: " По сведениям полученным Начальником Киевского Губернского Жандармского Управления, есть некоторое основание полагать, что в преступной среде появляется в настоящее время мысль о новом злодейском замысле против жизни ныне царствующего Государя Императора Александра III, при чем, революционная партия останавливается на Москве, как на самом удобном пункте осуществления преступления во время Высочайшей коронации. Основанием этого замысла служит то соображение преступной партии, что в случае удачи их плана, Россия, при несовершеннолетии Государя Наследника Цесаревича, будет поставлена в условия регентства, которое в глазах среды близко к анархии.

К этому полковник Новицкий высказывает свой взгляд, что не выдавая полученное сведение за намерение уже созревшее в умах злодеев и близкое к осуществлению, но ряд минувших прискорбных событий, не дает ему нравственного права умаливать значение возможности нового преступления, которое революционеры могут подготовить исподволь, воспользовавшись теперь же какой-либо квартирой на одной из тех улиц Москвы, по которым Его Величество будет следовать в храм или во дворец."

"Голос", 4 марта: "Конституция Лорис-Меликова" должна стать первым шагом к классическому парламентскому строю. Разделение ответственности за государственные меры между ближайшими советниками и исполнителями державной воли было бы только первым шагом к выходу на правильный, спокойный путь государственной жизни. Этот шаг непременно условливает дальнейший - установление тех органов общественно-государственной жизни, пред которыми исполнители ответственны..."

"Московские ведомости" 4 марта: "Не будем самообольщаться, не будем сваливать всю вину на ничтожную кучку ошалелых мальчишек. Мы сами еще более виноваты. Мы вскормили эту среду, среди нас они выросли, мы ее поддержали нашей дешевой насмешкой, легкомысленным, детским отношением ко всем основам общественной жизни... Мы оставили наших детей на произвол всяких веяний, и нашим молчанием давали этим вздорным веяниям укореняться... Могли ли мы в таком положении сохранить свои законный авторитет? Естественно, нет. Мы выпустили его из рук, и он перешел к болтунам, фразерам, якобы несущим нам последнее слово науки и прогресса, и чем менее смысла и нравственного достоинства имело это слово, тем казалось оно истиннее, патентованнее. Гоняясь за разными видами либерализма, не понимая сущности свободы, мы попали в самый худший вид рабства - духовное рабство со всеми его последствиями. Оно развило в нас присущие ему пороки, трусость, лицемерие, угодливость, бесхарактерность... Мы потеряли естественность и самостоятельность, мы перестали быть самими собой... Дошло до того, что люди стыдятся лучших своих чувств и, если эти чувства проскальзывают в них по неизбежной потребности натуры, торопятся как можно скорей задушить это отсталое, несвоевременное проявление".

К.П.Победоносцев - Александру III, 6 марта: "... Ваше Величество: один только и есть верный, прямой путь — встать на ноги и начать, не засыпая ни на минуту, борьбу, самую святую, какая только бывала в России. Весь народ ждет Вашего властного на это решения, а как только почует державную волю, все поднимется, все оживится, и в воздухе посвежеет.
Народ возбужден, озлоблен; и если еще продлится неизвестность, можно ожидать бунтов и кровавой расправы. Последняя история с подкопом приводит в ярость еще больше народное чувство. Не усмотрели, не открыли; ходили осматривать, не нашли ничего. Народ одно только и видит здесь — измену, — другого слова нет. И ни за что не поймут, чтоб можно было теперь оставить прежних людей на местах.
И нельзя их оставить, Ваше Величество. Простите мне мою правду. Не оставляйте Лорис-Меликова. Я не верю ему. Он фокусник и может еще играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведет Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты и вел игру внутренней интриги. Но в смысле государственном он сам не знает, чего хочет, — что я сам высказывал ему неоднократно. И он — не патриот русский. Берегитесь, ради Бога, Ваше Величество, чтоб он не завладел Вашей волей, и не упускайте времени.

Петербург надобно было с первого же дня объявить на военном положении: в Берлине после покушения тотчас сделали это и умели распорядиться немедленно.
Это — проклятое место. Вашему Величеству следует тотчас после погребения выехать отсюда в чистое место, — хотя бы в Москву, — и то лучше, а это место бросить покуда, пока его еще не очистят решительно. Пусть здесь останется новое Ваше правительство, которое тоже надо очистить сверху донизу. — Здесь, в Петербурге, люди найдутся авось. Завтра приедет сюда Баранов; еще раз смею сказать, что этот человек может оказать Вашему Величеству великую службу, и я имею над ним нравственную власть.
Новую политику надобно заявить немедленно и решительно. Надобно покончить разом, именно теперь, все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительном собрании.
Все это ложь пустых и дряблых людей, и ее надобно отбросить ради правды народной и блага народного...
Боже, Боже! Спаси нас!"

Александр III - К.П.Победоносцеву: "Благодарю от всей души за душевное письмо, которое я вполне разделяю. Зайдите ко мне завтра в 3 часа, я с радостью поговорю с Вами. На Бога вся моя надежда."

Уведомление Отделения по охранению общественного порядка и спокойствия в Санкт-Петербурге - Департаменту государственной полиции, № 4161 от 6 марта: "Помощник Начальника С[анкт-]Петербургского Отделения Виленского Жандармского Полицейского Управления железных дорог 6-го сего марта препроводил в Секретное Отделение составленное из слов Прусской подданной Елизаветы Августы Шмидт заявление о том, что какой-то студент Горного Института, по имени Спиридон, в разговоре о совершившемся злодейском поступке рассказывал, что подобные убийства будут совершаться постоянно, что революционная партия совершит подобное злодейство и над Царствующим ныне Императором Александром III, что на предстоящей печальной процессии 19 будут произведены беспорядки и что в Берлин посланы уже четыре человека для совершения такого же злодейства над Императором Вильгельмом III ко дню его рождения 10/22 марта."

"Московские ведомости", 7 марта: "По полученным нами известиям, оказалось, что мина на Малой Садовой есть последнее слово минной науки!»

"Сын Отечества", 7 марта: "Достоверно, что в течение последних семи недель в Петербурге было изготовлено до 200 пудов динамита. Этот взрывчатый материал изготовлялся в восьми местах, и в изготовлении его принимало участие слишком 150 человек».

А.В.Якимова: "При осмотре магазина полицией и судебным следователем во всех помещениях оказалась масса земли, даже в турецком диване жилой комнаты, тут же были найдены и орудия производства: лом с загнутой лопатой, приспособленной для выломки кирпича, буравы, лопатки и пр. Количество обнаруженной в помещении земли, по мнению экспертов, вполне соответствовало количеству земли, вынутому из галереи подкопа, так что “из лавки земля никуда не выносилась”.  Отняли деревянную обшивку, увидели расширяющееся отверстие, в котором оказалась корзина с батареей Грене, которая, по мнению экспертов, была совершенно приготовлена для взрыва и несколько времени уже работала; там же были новые провода, а далее виднелась галерея. Саперами на улице были произведены раскопки и 5 марта извлечена мина."

А.В.Богданович, из дневника, 7 марта: "Сегодня с утра большое движение в Петербурге... Везде столько полиции, столько войск, что через них трудно что-либо видеть. Но тревожные телеграммы, полученные из Берлина и других государств, конфиденциально сообщают, что эти меры необходимы, что у дерзких врагов ужасные замыслы, что они ищут случай произвести беспорядок»

В.Н.Фигнер: "В первые дни после 1 марта Перовская, в крайне возбужденном состоянии от всех переживаний, словно обуреваемая манией, забыв о благоразумии, только и думала о подготовке к новому покушению на цареубийство. Она наводила разные справки, отыскивала прачек и модисток, обслуживающих население дворцов, собирала повсюду указания на лиц, имеющих возможность при тех или иных условиях встречаться с царствующими особами (напр., на празднике георгиевских кавалеров). Она лично делала наблюдения над выездами царя из Аничкова дворца, пока не была, наконец, арестована вблизи него.
«Верочка, можно у тебя ночевать?» — спросила Перовская за день или два до ее ареста. Я смотрела на нее с удивлением и упреком: «Как это ты спрашиваешь? Разве можно об этом спрашивать?!» — «Я спрашиваю, — сказала Перовская, — потому что, если в дом придут с обыском и найдут меня, — тебя повесят». Обняв ее и указывая на револьвер, который лежал у изголовья моей постели, я сказала: «С тобой или без тебя, если придут, я буду стрелять».

А.В.Тырков:"После 1 марта я виделся часто с Перовской. 27 февраля был арестован Желябов, лично близкий ей человек. Сама она, как говорили, была больна все эти дни и с трудом ходила. Она переживала целый ряд крупных потрясений и личных и общественных, но оставалась все такой же тихой, сдержанной и спокойной на вид, глубоко храня в себе свои чувства. Кажется, 3 марта мы шли с ней по Невскому. Мальчишки-газетчики шныряли и выкрикивали какое-то новое правительственное сообщение о событиях дня: “Новая телеграмма ; о злодейском покушении...”и т. д. Около них собралась толпа и раскупала длинные листки. Мы тоже купили себе телеграмму. В ней сообщалось, что недавно арестованный Андрей Желябов заявил, что он организатор дела 1 марта. До сих пор можно было еще надеяться, что Желябов не будет привлечен к суду по этому делу. Хотя правительство и знало, что он играет крупную роль в делах партии, но для обвинения по делу 1 марта у него не могло еще быть улик против Желябова. Из телеграммы было ясно, что участь Желябова решена.

Даже в этот момент, полный страшной для нее неожиданности, Перовская не изменила себе. Она только задумчиво опустила голову, замедлила шаг и замолчала. Она шла, не выпуская из нерешительно опущенной руки телеграммы, с которой она как будто не хотела расстаться. Я тоже молчал, боялся заговорить, зная, как она любит Желябова. Она первая нарушила молчание. На мое замечание: “Зачем он это сделал?”— она ответила: “Верно, так нужно”. Не знаю, в этот ли день или раньше у нее явилась мысль спасти Желябова. Намерение, разумеется, несбыточное, но в Перовской говорила страсть, и, как человек, не привыкший опускать руки, она хотела испробовать все средства. Она искала лазейки в Окружной суд, где должно было происходить заседание суда. Мы искали свободной квартиры около III отделения на Пантелеймоновской. Тут она имела в виду устроить наблюдательный пункт и, вероятно, при выезде Желябова из ворот здания III отделения надеялась организованным нападением освободить его. Не помню, что она еще придумала. Нигде ничего не устраивалось. Отговаривать ее было совершенно бесполезно—она все равно стала бы делать по-своему. В этих поисках и суете она хоть немного забывалась. Поэтому я беспрекословно исполнял все ее поручения, ходил с ней всюду, куда она меня вела.

Тогда говорили: “Соня потеряла голову”. Она действительно потеряла всякое благоразумие. Ее уговаривали уехать из Петербурга, скрыться куда-нибудь на время. Она никого не хотела слушать. Она вилась, как вьется птица над головою коршуна, который отнял у нее птенца, пока сама не попала ему в когти.

После 1 марта Исполнительный комитет выпустил ряд прокламаций к крестьянам, рабочим, обществу. Было организовано целое бюро, располагавшее грудой адресов, по которым оно рассылало эти прокламации во все концы и закоулки России. В самом Петербурге прокламации расклеивались на улицах: в центральных кварталах—с обращением к обществу, в рабочих—к рабочим.

В этом бюро работала и Перовская. Как-то она приходит и рассказывает о настроении рабочих, с которыми она вела сношения. Рабочие ей говорили: “Что нам теперь делать? Веди нас куда хочешь”. Перовская была, может быть, и довольна их обращением, но была поставлена в большое затруднение. Что им было в самом деле ответить!"

Следующая ˃˃