Если же
такое правительство нельзя сменить
иначе как динамитом,
то возблагодарим господа за динамит!
М.Твен
В.Н.Фигнер:"Я имела доступ на
общественную квартиру землевольцев; многие из
них собирались у меня. Это были: Лизогуб,
Зунделевич, Ольга Натансон, Оболешев, Баранников,
Валериан Осинский и другие.
В числе посетителей был Каблиц, о котором стоит
упомянуть, так как его имя связано с введением в
борьбу динамита. В революционной литературе я не
встречала указаний относительно того, когда и у
кого явилась мысль о применении в революционной
борьбе динамита. Между тем, эта мысль имеет свою
историю. Применение динамита в промышленной и
военной технике, конечно, было давно известно
многим, но инициатива обратиться к динамиту, как
оружию против самодержавия, принадлежит,
насколько я знаю, бунтарям-южанам, и не только
мысль, возникшая у них еще в 1873—1874 гг., но и в
практических попытках применить его против
Александра II южане были первыми пионерами,
задумав взрыв в Николаеве, что стоило жизни
Виттенбергу и Логовенко. Что касается севера, о
котором я более осведомлена, то среди
землевольцев в 1876—1877 гг. горячим пропагандистом
применения динамита являлся Каблиц, в литературе
известный под псевдонимом Юзова, а среди нас
носивший прозвище “Око”, потому что он имел лишь
один глаз: другой он носил искусственный.
В 1876 г.
Каблиц был нелегальным — его разыскивали по
“делу 193-х”, и он скрывался, проживая в
Петербурге под чужим именем. Прежним местом его
деятельности был Киев; там он учился в
университете, имел сначала свой собственный
кружок, а потом присоединился к “Киевской
коммуне”. В тот период страстных споров между
пропагандистами в духе Лаврова и бунтарями,
последователями Бакунина, Каблиц выступал, как
горячий сторонник последнего, и на сходках
побивал мирных лавристов, рекомендуя вспышки,
мятежи и бунты, как наилучшее средство вызвать
социальную революцию. С этими взглядами он
переехал • в Петербург, где я познакомилась с ним
в первый период существования общества “Земля и
Воля”, когда литературная карьера Юзова только
начиналась, и он был более известен своими
выступлениями на собраниях молодежи, чем как
участник в прессе.
В то время полицейские нравы были еще
патриархальные, и на Петербургской стороне, в
небольших домиках, во флигелях во дворе, на
студенческих квартирах происходили многолюдные
сходки. Тесной толпой все стояли в страшной
духоте, слушая ораторов, сражавшихся между собой.
Окруженный кольцом внимательной аудитории,
Каблиц, хотя нелегальный и разыскиваемый,
чувствовал себя в этой дружественной атмосфере в
полной безопасности и с энергией развивал свою
любимую идею революционизирования народа путем
упражнения его в революционном чувстве на
всякого рода столкновениях, протестах и
восстаниях. Говоря об этом, он ссылался на
Спенсера и цитировал его взгляды на то значение,
которое имеет упражнение на развитие и
отправление органов. Аргументация Каблица была,
вообще говоря, сухая, академическая, и нельзя
сказать, чтоб очень убедительная. Как оратор, он
не производил впечатления: его голос, небогатый
регистром и бедный интонациями, был совершенно
лишен музыкальности, а наружность — тоже не
способствовала успеху. Это был сухопарый
блондин, с лицом бесцветным, сухим и узким, с
небольшой русой бородой клином и
невыразительными серыми глазами за золотыми
очками. В общем — сухарь, и по типу скорее немец,
чем русский. Однако, его речь была логическая,
обдуманная, говорил он легко и, как полемист,
отличался быстрыми репликами. При встречах, в
частной беседе, мне кажется, он был интереснее;
как человек неглупый и начитанный, он имел
достаточно ресурсов для этого.
Кроме уже упомянутого конька, другим увлечением Каблица были раскол и сектантство. Со статьями о них он выступал позднее и в литературе, а в беседах часто останавливался на этих явлениях русской жизни и настаивал на революционном значении их, как протесте против существующего государственного строя.
Среди
землевольцсв “Око” считался своим человеком, но
до известного предела. Ни в выработке программы
“Земли и Воли”, ни тем более в обсуждениях
устава общства, распределении работы
между членами и т. п. никакого участия он не
принимал, и в члены общества его не приглашали,
так как моральным авторитетом он не пользовался.
Но он постоянно вращался среди нас и имел доступ
на одну из общественных квартир, на которую
пускали с разбором, потому что она была
постоянным местом наших сборищ. На этой квартире
обсуждались исключительно теоретические
вопросы, а практические начинания вершились на
Бассейной, где заседал Натансон и всегда можно
было застать кого-нибудь из
лиц, ставших близко к организации: Харизоменова,
Тищенко, Преображенского, Плеханова, Сергеева,
Ал. Михайлова и др. Даже люди испытанные, как
Клеменц и Иванчин-Писарев, не знали адресов этих
квартир и в случае нужды не могли без затруднения
найти землевольцев.
Однажды, как-то в разговоре, когда сошлись
Писарев, Клеменц, я и еще кто-то, Клеменц в
юмористическом духе изображал эту невозможность
добраться до хорошо законспирированных
товарищей.
“Это какие-то пещерные люди, — говорил он с обычной насмешливой улыбкой, —троглодиты, скрывающиеся в недоступных расщелинах и скрытых пещерах”. Сравнение это понравилось и стало повторяться; отсюда и пошло потом шутливое прозвище “троглодиты”, а позднейшие “историки” превратили шутку в серьезное название — “Общество троглодитов”.
В одну из пещер этих “троглодитов”, в центре города, где-то близ Чернышева моста, часто заходил. Каблиц и был там главным оратором и собеседником. В разговорах и обсуждениях тут не раз поднимался вопрос о “центральном ударе”, о котором говорилось в 'программе “Земли и Воли”, и Каблиц при каждом удобном случае возвращался к нему. Под “центральным ударом”, как было сказано, разумелся такой крупный факт, который, направляясь на главу государственной власти, парализовал бы центральное правительство и обеспечивал успех первого взрыва революционного движения. Разумелось истребление царя, и если возможно, то и всей императорской семьи, и не кто иной, как Каблиц, постоянно указывал на динамит, как на средство, наиболее подходящее для этой цели.
Тогда же
от землевольцев мне стало известно, что Каблиц
ездил в начале семидесятых годов, по поручению
южан, в Англию со специальной целью изучить
приготовление динамита и ознакомиться с
фабричным производством его. Однако, они
добавляли при этом, что поездка только
скомпрометировала Каблица: из нее ничего не
вышло, были истрачены деньги, вот и все. Каблиц
ничего не изучил, приготовлению и употреблению
динамита не научился, так что позднее, когда в 1879
г. революционная партия, в лице “Народной Воли”,
перешла от слов к делу, то оно повелось
совершенно самостоятельно другими людьми, путем
опытов и изысканий, кроме идеи не имевших ничего
общего с прошлым. Но в то время, — время первых
шагов “Земли и Воли”, — мы были так далеки от
осуществления “центрального удара”, вполне
зависящего от движения народных масс, что о
практической работе по динамиту не было и не
могло 'быть речи. Все же часто повторяемая мысль о
динамите, как могучем средстве борьбы, западала и
врезывалась в умы. О разрушительной силе его еще
в 1873—1874 гг. слышали самые широкие круги: вся
Европа была тогда потрясена загадочными
катастрофами, которые стоили многих жизней и
происходили с кораблями в открытом море по
выходе их из гаваней Голландии. Разоблачения
показали, что судовладельцы страховали ветхие,
негодные корабли и с помощью часового механизма
взрывали их динамитом.
С упорством настаивая на употреблении
динамита, Каблиц строил и планы, как выполнить
цареубийство. Но то, что по этому поводу
говорилось тогда серьезно, не возбуждая
возражений, позднее, когда динамит действительно
стал применяться "Народной Волей”, оказалось
просто смешным. Каблиц думал, что динамит (о
нитроглицерине, о запалах никогда не
упоминалось) взрывается от простого сотрясения.
Так, для взрыва Аничкова или Зимнего дворца,
когда там соберется царская семья, он считал
достаточным, чтобы ко дворцу подвезли воз,
нагруженный динамитом, и просто-напросто
опрокинули его на землю.
От этого примитивного предложения какую длинную эволюцию приспособлений, опытов и усовершенствований пришлось пройти этой идее до тех изящных, тонких снарядов, которые для 1 марта 1881 г. изобрели члены “Народной Воли” Исаев и Кибальчич!"
П.П.Семенюта,
1878 г.: "Желябов завел обширные знакомства с
профессорами артиллерийской академии, разными
техниками, офицерами разных специальностей. В
Одессе, на рейде, в то время стояли всегда военные
суда, миноносцы и проч. Он видел действие мин и
торпед на воде, присутствовал при разных опытах
со взрывчатыми веществами. Эти же офицеры давали
ему уроки. Оплачивались они дорого, очень дорого,
что-то вроде 25 рублей за час...
В гавани матросы занимались рыболовством, что
служило хорошим подспорьем к матросскому
пайку. Обыкновенно на паровом катере они ездили
верст за 10-12 от города к Большому Фонтану и,
заметив стаю рыб, бросали в нее шашкой
пироксилина на проволоке, замыкая в то же время
ток. Взрыв - и масса оглушенной рыбы всплывала на
поверхность. Эффект каждый раз превосходил
ожидания Андрея Ивановича. У него раздувались
ноздри, глаза готовы были выскочить из орбит, он
весь дрожал от удовольствия".